Электрические киты [litres] - Александр Касаверде

Пустошь

1

В автобусе я проспал порядка восьми часов, а потом он меня выдохнул в новый город. Карлайл – прочитал я на остановке.

И я почувствовал в себе прилив сил и бодрости от нового мира. Мне стало невероятно легко. Так легко, что испугался. Может, я сошел с ума? Может, мой рассудок окончательно помутился? Почему меня ничего не беспокоит? Откуда во мне чувство, что я все смогу? Как будто я впал в состояние блаженства. Все казалось новым, свежим. Какое-то время я просто бродил по городу среди трехэтажных построек, бесконечных баров, магазинчиков, всяких лавок. И почему-то было очень много храмов: Святой Джон, Святой Питер, Святая Мэри и Всех Святых. И я заходил в эти церкви и сидел на скамейках. Я отдыхал, а когда надоедало отдыхать, то спрашивал у себя, распятия и витражных окон: есть кто-то там, с той стороны? И видел, что у людей, которые приходят сюда, кто-то есть. А у меня? И думал, что кто-то же должен быть, ведь откуда-то я появился. И Земля, и Вселенная, и мать, и Лана. Только почему я слышу только звон в ушах. Почему, кроме этого звона, ничего не слышу? И тогда я выходил и смотрел с моста на воду. И когда я смотрел на воду, мне становилось легче. Потому что вода под мостом текла. И я в мыслях несся за ней. И впадал в другую реку, и в третью. А потом в море и океан. И в этом самом большом океане я слышал кита. И тогда я говорил: «Я иду к тебе, о мой кит! Я найду тебя».

И тогда я услышал, что кто-то во мне отвечает, что ждет меня. И я отвечал этому голосу, что обязательно найду его. Чего бы мне это ни стоило.

Я совсем забыл о времени, забыл о том, что нужно есть. Когда уставал, садился на скамейку и приманивал воробьев остатками своей замшелой булочки из фиш-энд-чипс. Крошил все ближе и ближе. И так их приманил, что они стали садиться своими маленькими лапками мне на руку. И клевать свои замшелые крошки. И от этого мне тоже на душе чуть светлее было. Что они такие беззащитные. Такие воздушные. Сидят у меня на руке. И мы с ними близки. Что они меня понимают – и я их. Оттого и не боятся. Помню, еще пожилая пара подошла кормить птичек и смотрела на меня удивленно. Как же они меня не боятся? Что я, мол, какой-то Франциск Ассизский – король воробьев. А они и правда подлетали, иногда по два – по три. Чирикали и щебетали. Будто я свой. А они чужие. А они и правда для меня чужие были. Может, и правда мне так больно тогда было и такое отчаяние охватило, что эти комочки летающие чувствовали и жалели меня. Это мы думаем, что они без интеллекта. А я тогда прозрел, что без интеллекта как раз те, кто в воробышках чувство узреть не может.

И вот сижу я с этими воробьями и думаю о том, что у меня по финансовой части. На карте оставалось около ста фунтов, из которых я часть потратил на билет и пиво. Значит, должно было оставаться еще порядка шестидесяти. Деньги на карту, как назло, не приходили. Я не хотел себе в этом признаваться, но отчетливо понимал, что долго я не протяну.

Попрощавшись с Рупой, я оказался совершенно в другом мире. Еще вчера нашей шуткой было «лимита по деньгам нет». А теперь просто «денег нет».

Когда начало смеркаться, я набрел на богом забытый хостел.

Описывать здесь особенно нечего. Запомнил я только, что свет почему-то приглушенный, тусклый везде был, как будто они на электричестве экономят и ни одна лампочка в полную силу не светит. В большой комнате с десятью кроватями никого, кроме меня, не было. Администратор мне сказала, что людей полно в августе. А в июне почти никого. На тумбочке лежала Библия. Я открыл наугад и попал на книгу Екклесиаста.

«У мудрого глаза его – в голове его, а глупый ходит во тьме. Но узнал я, что одна участь постигает их всех. И сказал я в сердце моем: „И меня постигнет та же участь, как и глупого: к чему же я сделался очень мудрым?“»

«Прекрасное напутствие», – подумал я, вдохнул запах накрахмаленных простыней и провалился в глубокий сон.

2

Утром со свежей головой я открыл телефон, нашел в гуглмэпс «Старбакс» и заказал себе горячий кофе. И сэндвич с сыром. Пятнадцать фунтов. Сел за столик. Почувствовал аромат кофе и горечь.

Открыл телефон:

«Леннон, прости.

Я знаю, я дура».

И еще десятки сообщений. Одно за другим. И эмодзи. Плачущий кругляш. Потом смеющийся мишка. Кругляш с надеждой. И снова плачущий.

«Прости.

Проклятие. Я же говорила.

Помнишь, в тот момент на пароме? Тогда я подумала, что, может быть, мы сильнее предрассудков. И я смогу перейти эту черту. Но у меня ничего не вышло.

И вот еще.

Рупа говорит, что не выплатил тебе денег. Ну и работу ты не сделал. Но он готов тебе задонатить, потому что чувствует вину».

Я сделал глоток кофе. Посмотрел на свои сбережения.

Подумал долю секунды.

«Идите в жопу!»

«Ну как знаешь».

Рили? И после всего этого ты мне написала: «Ну как знаешь»? Послать тебя я должен был, хотя бы по этикету. Но отвечать «ну как знаешь»… Это уж совсем зашкварно. И тут у меня подступили слезы. Стало так до жути обидно. И я снова заплакал. Где-то на краю земли в «Старбаксе» сидел и давился слезами. Обида сдавливала грудь.

И я в порыве какого-то безумия удалил контакт Ланы. Как будто стер ее из матрицы.

И затем ее номер снова высветился сообщением. Будто стучась из бинарной тьмы.

«Вот еще забыла.

Ты молодец. Если бы не ты, Костя бы умер. У него сотряс башки, и, когда мы приехали, он захлебывался в крови. Но сейчас все норм».

«Рад за Костю», – написал я. И снова нажал «удалить контакт».

А потом открыл «избранное», нашел список агентств, которые обещали показать китов. И понял, что доеду до своей мечты один. Как Брюс Диккенсон, как Макс Кавалера8.

– Алло, я вот сейчас смотрю вашу рекламу. Да, ага, простите. Ну я понял.

В первом агентстве мне сказали, что они закрыты. Туристов мало. И они не работают. Рили? Я-то думал, июнь – разгар сезона. А тут уныло,